Стреляющие камни - Страница 25

Гостей встретил на крыльце благообразный седобородый, но явно еще не очень старый мужчина. Держался он спокойно, с большим достоинством и независимостью.

— Мулави Хади Мухамеддин, — представил его Аманулла. — Духовный вождь бригады амера Шаха. — И тут же что-то сказал Мухамеддину. Тот внимательно выслушал, слегка склонил голову и спокойным, ленивым голосом, чуть растягивая звуки, бросил несколько фраз. Затем, не обращая внимания на гостей, удалился.

Это произошло так быстро, что Роджерс, собиравшийся задать Мухамеддину вопрос, не успел раскрыть рта.

— Уважаемый мулави Мухамеддин, — сказал Аманулла, — считает, что гости после трудной дороги должны хорошо отдохнуть. Он ушел отсюда, чтобы гости чувствовали здесь себя хозяевами.

— Да, — возразил Роджерс, — но у нас были вопросы.

— Прошу вас, уважаемый мистер Лайтинг, — пропел Аманулла. — Сберегите свое любопытство до завтрашнего дня. Проходите в гостиную. Сейчас принесут еду. Все уже готово. Вас здесь ждали.

— Еда — это хорошо, — возразил Роджерс ворчливо. — Но у нас мало времени. — Он взглянул на наручные часы, словно дело действительно шло о каких-то дефицитных минутах. — Я хотел видеть командира бригады сейчас.

— Мистер Лайтинг, не надо спешить. Только один аллах знает, у кого из нас сколько времени. Часы — игрушка людей, время — достояние аллаха.

Лицо Амануллы осветилось широкой, очень дружеской, располагающей улыбкой. Он прижал обе руки к груди, показывая сердечность своих чувств, и медоточиво договорил:

— Амер Шах будет здесь только завтра. Он большой человек, господа. И дела у него большие. Вам придется подождать.

Ужин был обильный и вкусный. Это несколько улучшило настроение наемников. Поев, они стали устраиваться на отдых.

Укладывались в гостиной не раздеваясь, так чтобы в любой момент быть готовыми ко всему. Оказавшись в логове моджахедов, никто — ни Роджерс, ни Леблан, ни Курт — ни разу не вспомнил о том, что пресса их стран именует этих боевиков «борцами за свободу», «воинами веры». Трескотня политиков здесь не звучала. Все трое знали истинную цену тем, с кем должны были идти на дело и соответственно с этим принимали меры безопасности.

Леблан, заснувший быстро и глубоко, пробудился от непонятного беспокойства. В комнате было тихо и темно. Лишь в своем углу изредка постанывал Мертвоголовый. С минуту Француз лежал, открыв глаза, и старался понять, что прервало его сон. Разобрался в этом довольно быстро. Надоедливая блоха забралась к нему под брючину, прокралась под колено и стала безжалостно грызть ногу. Несколько раз Леблан пытался поймать верткое насекомое, но оно благополучно ускользало и затаивалось. Выждав, когда человек успокоится, блоха возвращалась на облюбованную позицию и опять кусалась.

Леблан понял, что заснуть не сможет. Он встал и вышел из дома на свежий воздух. Остановился на айване — деревянной веранде. Увидел тень часового, который стоял под шелковицей. Сошел со ступенек, чтобы пройтись, но тут же услыхал предупреждающий оклик: «Эджаза нест!» Понял: дальше ему идти не позволят. Выругался про себя, но перечить не стал. Вернулся на крыльцо.

Небо, усыпанное звездами, дышало холодом. С гор тянул пронизывающий ветерок, и Леблану стало зябко. Он защелкнул до горла молнию куртки и поднял голову. Хотел найти на черном пологе Канопус — звезду, которую считал своим южным талисманом. Однако увидеть ее не сумел. Горы, сжимавшие ущелье, позволяли разглядеть только те звезды, которые оказались над головой.

Снизу, из двора, донеслись звуки разговора. Леблан пригляделся и увидел у калитки еще двух боевиков. Двор охранялся бдительно и плотно. Значит, люди, обитавшие здесь, достаточно серьезны и не считаться с ними нельзя.

Постояв еще минуты три, Леблан озяб и ушел в дом. До утра он спокойно спал. Лагерь охранялся надежно, стража бодрствовала, не смыкала глаз.

Утром в комнате наемников первым появился Аманулла. Вежливо поклонившись, он поинтересовался самочувствием гостей, спросил, как они спали. Отдельно выяснил, не было ли какой-нибудь особой нужды у высокочтимого месье Дюпре, чем продемонстрировал знание подробностей незапланированного ночного гулянья Леблана. На вопрос Роджерса, когда они смогут увидеть амера Шаха, Аманулла высокопарно возвестил:

— Насколько мне известно, джентльмены, саркарда спешит на встречу с вами с той же силой желания, которая переполняет ваши души. И раз встреча не произошла до сих пор, на то у амера Шаха есть весомые обстоятельства… Неизвестные причины задержали появление Шаха в Лаш-карикалай до полудня. Наемники, изнывая от безделья, валялись на подушках, когда в гостиную без предупреждения, стремительно распахнув дверь, в сопровождении Амануллы вошел человек.

— Хода ра шукер, — сказал вошедший приветливо и раскрыл руки обнимающим жестом. — Слава богу, уважаемые, вы прибыли. Рад приветствовать вас в благословенном краю, который сам аллах назначил нашей обителью. Здесь — наша крепость. Здесь — наша слава. И все, кто помогает ее приумножать, — наши друзья.

— Это амер Шах, — сказал Аманулла наемникам. — Он прибыл!

Вошедший протянул Роджерсу руку. Тот пожал поданную ему ладонь и, не выпуская ее несколько мгновений, с интересом разглядывал лицо амера. Обратил внимание на проницательные, злые глаза, на черные щегольские усы, пышную шевелюру. Поджарый, без грамма лишнего веса, должно быть, привычный к большим переходам, к ночевкам под открытым небом — там, где удавалось сделать привал, Шах выглядел настоящим воином — выносливым, упорным, безжалостным. От него остро пахло конским потом. Так обычно пахнут жокеи после многомильной гонки. Должно быть, уже с утра амер находился в седле и прибыл сюда издалека. Тем не менее он выглядел свежо и бодро.