В тени огромного ветвистого тополя, на сложенных в штабель глинобитных кирпичах, сидел высокий строгий старик с лицом, коричневым от загара, иссеченным глубокими бороздами морщин. Белая полукруглая борода, обрамлявшая подбородок, казалась серебряной и хорошо гармонировала с такой же белой чистой чалмой. Старик отрешенно глядел в даль улицы и держал на коленях ружье. На проехавшую мимо машину он так же не обратил ровно никакого внимания.
— Казаков, — приказал капитан водителю, — остановись! Потом загони машину за дувал. И жди. Уши не развешивай. А мы, Кадыржон, пошли. Побеседуем со стариком. Кто он, не знаешь?
— Так точно, знаю, — отозвался солдат. — Это уважаемый падаркалн Шамат. Дедушка Шамат. Он местный знахарь. Табиб. Старый человек. Очень мудрый. Его здесь все уважают.
— Видишь, как хорошо попали, — сказал Курков. — Нам в самый раз с местного мудреца начать разговоры.
Увидев, что Кадыржон берет автомат, капитан остановил его движением руки:
— Оружие не бери. Пусть видят — мы с миром. Кадыржон недоуменно пожал плечами, но автомат оставил.
— Салам алейкум! — сказал капитан, подходя к старику, и тут же, решив блеснуть знанием языка, добавил: — Мaнда набашед! Здравствуйте! — Он приложил правую руку к сердцу.
Старик из-под лохматых бровей сурово взглянул на подошедших, и вдруг его лицо осветила добрая улыбка:
— Благослови аллах, великий и милостивый! Да будет мир вам, добрые шурави! Да последует благожелательность за началом дел ваших.
Старик произнес это распевно, и капитан, уловивший ритмичность молитвы в его словах, согласно кивнул.
— Он желает нам успехов в боевой и политической подготовке, — перевел Кадыржон.
Капитан взглянул на него пристально, недовольно поджал губы.
— Спроси его… Как нам лучше поступить, если вдруг у кишлака объявится банда? Пусть посоветует, что делать?
Солдат переводил вопрос долго и старательно, явно не по теме увлекшисьразговором со стариком.
— Что-то ты, дорогой, тянешь, — сказал капитан укоризненно. — Я говорил коротко.
— Ах, товарищ капитан, — вздохнул Кадыржон, — вы говорили не только коротко, но и очень плохо. Я перевожу вас красиво и благородно. В результате к вам возникает большое уважение, как к мудрому человеку.
— Ну, брат, ты ко всему еще и наглец! — сказал капитан и улыбнулся. — Я, значит, плохо говорю, и ты меня улучшаешь. Какую же мудрость ты мне приписываешь?
— Самую элементарную — вежливость. Вот вы подошли к старому человеку, значит, надо проявить уважение и внимание. У старого Шамата большая семья. Дети, внуки, правнуки. Его просто необходимо обо всех спросить. Поинтересоваться, как здоровье, как дела. Вот я обо всем этом и спрашиваю. А он удивляется — какой у нас капитан вежливый и обходительный.
— Все, Кадыржон, устыдил, — признался Курков. — Давай, во искупление греха, присядем и поговорим не торопясь.
Старик приглашающе закивал, и они уселись рядом на глинобитных блоках.
— Теперь все же задай вопрос, — сказал капитан. — Как быть, если объявится банда. Может, какие пожелания у них будут?
Кадыржон перевел. Старик слушал, кивая.
— Совет просите, уважаемые? Это похвально. Мужья, отвергающие совет, не прибегающие к опыту старших, бывают повержены в прах самой жизнью. Мудрости ее в одиночку познать не может никто. Вас, наверное, не зря наименовали шурави — люди совета. Совет всегда собрание мудрых. Значит, шурави — люди совета, люди мудрости. — И без перехода спросил: — У вас стариков уважают?
— Да, конечно.
— Это хорошо, — заметил Шамат. — Тогда мой совет — не ходите нигде без оружия. Это недостойно воина.
— Оружие у нас есть, — сказал капитан. — Но не с собой. Мы ведь пришли к друзьям.
— Воистину сказано: смелый боится до безрассудства прослыть трусом. Но разве это не правда, что удалец без меча подобен соколу без крыльев? Зачем храброе сердце безрукому?
— Спасибо за урок, — сказал капитан и прижал руку к груди. — Кадыржон, сбегай за автоматами!
— Ты победишь, сынок, — сказал старик, когда вернулся солдат и принес оружие. — Ибо сказано: удача на стороне тех, кто слушает советов старших. Но и самому нужно думать. Пастух среди баранов не оставляет палку в стороне. Кто знает, не ходит ли рядом волк в овечьей шкуре. Ты меня понял, уважаемый?
— Вы заметили, товарищ капитан, — сказал солдат, — на ваш вопрос он так и не ответил.
— Повтори его.
— Не надо. Раз он сделал вид, что его не спрашивали, значит, отвечать не хочет. Считает, что кишлак сумеет постоять сам за себя.
— Уж не таким ли оружием? — спросил Курков и кивнул на ружье, которое покоилось у старика на коленях. То был «винчестер», родившийся не менее чем полстолетия назад. Старик, проследив за взглядом капитана, понял, что речь идет о его оружии, и крепче сжал цевье костлявыми пальцами.
— Спроси его, Кадыржон, много ли кишлачных в банде у Шаха?
— Он говорит, немало.
— Почему же они ушли отсюда, от мирной жизни?
Солдат перевел вопрос. Старик подумал и заговорил:
— Пришельцам трудно понять, что движет людьми наших мест. Но, скажу вам, по доброй воле мало кто из них поменял место у домашнего очага на ложе среди камней гор. Мало кто, уважаемый.
— Он говорит, — перевел Кадыржон, — что нам их трудно понять…
— Погоди, — прервал его капитан. — Ты, смотрю, очень хорошо устроился. Он мне десять слов шлет, ты переводишь пять. Выходит, сам поглощаешь виноградный сок речей тех, с кем беседуешь, а мне кидаешь выжимки, которые не угодны тебе самому. Вот что, друг, давай перестраивайся, или я твою высокую ученость сменяю на обычную добросовестность. Сделай все, чтобы продукт мысли, предназначенный капитану, до него же и доходил.